Прежде всего мы намерены рассмотреть ситуацию, в которой находится человек. Мы имеем в виду метафизическую ситуацию, а не социальный, психологический, экзистенциальный или какой-нибудь другой частный аспект нашего бытия.
Подобное заявление наводит на мысль о философской системе, которая может последовать за этими предварительными словами, а данная мысль, в свою очередь, вызывает подозрение, что то, о чем мы собираемся говорить, вряд ли будет чем-то "реальным". Еще одна система в нескончаемом ряду уже известных систем? Более или менее оригинальная, однако так же далеко отстоящая от истины, как и все остальные, - к чему всё это, если нет настроения заняться "игрой ума"?
Намерены ли мы действительно предложить некую новую философскую систему? И да, и нет. Да - потому, что собираемся дать некоторые объяснения нашей метафизической ситуации, и нет, во-первых, потому, что в этих объяснениях не будем выдвигать никакой метафизической концепции (то есть не будем ничего утверждать ни о конкретном устройстве Вселенной, ни о том, откуда она взялась), и, во-вторых, потому, что наша цель не в объяснениях, которые мы дадим.
Цель, которую мы ставим перед собой, в ином. Однако о том, в чем именно она состоит, мы не намерены пока говорить. К такому "замалчиванию главного" приводит нас не какая-то тайная мысль: дать понять, в чем наша цель, не имея ни общего взгляда на вещи, ни общего языка, мы просто не можем. Но все-таки скажем, пусть очень условно, что речь пойдет о том, как относиться к философским системам. Хотя пока и не понятно, какой мы вкладываем в эту фразу смысл, оставим ее как приблизительный ориентир.
Итак, в чем наша цель, станет ясно потом, сначала же необходимо превратить хаос, который мы видим перед собой, когда задумываемся о сущности и смысле бытия, в определенный порядок. Необходимо, чтобы возникла некая цельная "картина", имея в виду которую, мы могли бы друг друга понимать. Поэтому сначала - "философская система" - объяснения ситуации, в которой, с нашей точки зрения, находится человек.
Всё было бы хорошо, и мы могли бы перейти к "философской системе", если бы не одно затруднение, в котором мы сразу же оказываемся.
Дело в том, что в наших объяснениях концепции истины будет отведено не центральное, как мы к тому привыкли, а гораздо более скромное место. То есть истина больше не будет для нас универсальным критерием, определяющим ценность различных философских систем. С нашей точки зрения, любая философская система, любые объяснения, конечно же, не являются истиной, если под истиной мы понимаем то, что понимаем под ней сейчас. Любые объяснения - не истина, любые объяснения, скорее, ложь.
Однако здесь мы попадаем в порочный круг. Если любые объяснения не отражают ситуации, в которой мы находимся, то не отражают этого и объяснения, которые мы собираемся дать. Иными словами, если из наших объяснений будет следовать, что все объяснения - ложь, то автоматически из них будет следовать, что и сами они - тоже ложь.
Но что же тогда, собственно говоря, мы намерены объяснить? Что всё, что мы объясняем, - ложь?
В этом суть затруднения. Мы хотим объяснить, что ценность философских систем отнюдь не в их истинности, затем, хотим показать, в чем именно она состоит. Однако как это сделать, если мы расцениваем всё только с точки зрения истины, если истинность - универсальный критерий, поставленный нами превыше всего? Как заменить его каким-то другим? Допустим, мы объясним этот новый критерий, и столь убедительно, что всякий сразу же примет его. Но разве центральное место, теперь уже на бессознательном уровне, не останется за истинностью? Разве мы не
будем говорить себе: "Истина в том, что главная ценность не в истине"? Но данная фраза - абсурд. Получается, невозможно говорить ни о каком другом критерии ценности, не освободившись от старого. Но что значит "освободиться от старого"? Значит показать, что наше представление о концепции истины не истинно. То есть что истина в том, что наше представление об истине - ложь. Это снова абсурд. Абсурд везде - как бы мы ни старались, но, тайно или явно, истина все равно остается нашим главным критерием ценности.
Тем не менее преодолеть данное затруднение возможно. Для этого мы должны будем совершить некоторые "неадекватные" действия. Оправдать их логически, не впадая в тавтологию и абсурд, мы, естественно, не можем, однако если, совершив эти действия, мы войдем в непосредственный контакт с теми смыслами и реалиями, которые скрыты за внешней стороной объяснений и философских систем, если своими глазами увидим то, чего истина как универсальный критерий нам открыть не в состоянии, то сам факт столкновения с чем-то совершенно иным и будет
лучшим оправданием совершенных нами действий.
Если речь идет о раскрытии смысла философской системы, эти "неадекватные" действия состоят прежде всего в том, что мы должны принять всё, о чем она говорит, за непререкаемую истину. И сейчас, в данный момент, мы должны именно это и сделать, хотя и не в столь абсолютной полноте. Не в столь абсолютной потому, что сейчас перед нами не философская система, а всего-навсего объяснения метафизической ситуации - нечто более "простое". От нас требуется лишь не обращать особого внимания на то, что если наши рассуждения о
несостоятельности истины применить к самим этим рассуждениям, то получится, что они опровергают сами себя.
Кроме этого момента, дальнейшие объяснения можно рассматривать как самые обычные, при знакомстве с которыми нет необходимости принимать что-либо на веру. Убедительность объяснений должна возникнуть из них самих, то есть само по себе должно стать ясно (если, конечно, подходить непредвзято), что всё, о чем идет речь, и "на самом деле так".
Теперь мы можем перейти непосредственно к объяснениям. При этом сначала установим или напомним смысл некоторых названий и концепций, причем сделаем это так, чтобы одновременно возникла некая цельная "картина", затем рассмотрим нашу частную ситуацию - ту, в которой мы находимся в данный момент, - и наконец перейдем к главной теме, о которой заранее, как уже отмечалось, мы не намерены говорить.
Метафизическая проблема
Начнем с метафизической проблемы. Чтобы обозначить смысл этого словосочетания, можно говорить либо очень много, либо очень мало, но в обоих случаях нет никакой гарантии, что удастся всё объяснить. Потому что определить или описать метафизическую проблему невозможно. Требуется опыт прямого столкновения. Если такой опыт уже есть, для объяснения достаточно нескольких фраз, если еще нет, необходима специальная работа, цель которой в том, чтобы привести к прямому столкновению с проблемой. Однако даже в этом случае нельзя предсказать,
произойдет такое столкновение или нет. Это зависит от слишком многих причин.
Имея в виду сказанное, ограничимся несколькими фразами - будем считать, что необходимый опыт уже есть.
Метафизическая проблема - это, например, вопрос о причине существования Вселенной или, что то же самое, вопрос о существовании как таковом. При этом имеется в виду именно метафизическая причина, а не уходящая в прошлое цепь причин, благодаря которой то, что нас окружает, стало таким, каково оно есть, - не законы видоизменений и превращений одного в другое, а "причина" существования всей этой цепи причин - "причина" существования всех этих законов - "причина" существования чего бы то ни было вообще. Как возникла Вселенная?
Почему существует то, что существует? Что вообще значит "существует"? Всё это различные формулировки одного и того же вопроса. И они не единственные - существуют сотни и сотни других, однако стоящая за всеми этими вопросами суть (которую мы просто выражаем через тот или другой вопрос) остается одной и той же. Она в том, что факт наличия чего бы то ни было вообще (и самих себя в том числе) странен и непонятен для нас. Мало сказать странен - столкнувшись с этим фактом лицом к лицу, мы мгновенно перестаем быть тем, чем обычно, и там, где обычно, и
оказываемся выброшенными в абсолютную неизвестность.
Это столкновение и эта неизвестность - эта стоящая за всеми вопросами о "причине" Бытия суть и есть метафизическая проблема.
"Проблема" потому, что ответ ни на один из таких вопросов невозможен. (Чтобы дать ответ на вопрос о "причине" Бытия, необходимо мыслить Вселенную извне Вселенной или, что то же самое, существование извне существования. Но всякий "взгляд со стороны" так или иначе - взгляд изнутри Вселенной и, само собой разумеется, "изнутри" существования. Поэтому любая попытка дать ответ заранее обречена на провал.)
И "метафизическая" потому, что все эти вопросы адресованы к чему-то, находящемуся за пределами Вселенной - находящемуся вне всего, что есть или может быть. Вне, тем более, всего, что мы можем увидеть, почувствовать или вообразить.
Метафизическое действие
При столкновении с метафизической проблемой целостность привычного мира разрушается и для нас не остается места, где мы могли бы "продолжать существовать". Всё, что мы воспринимали как "реальное", теряет свою "реальность", всё обычное и знакомое превращается в первозданное и неведомое, взаимосвязи вещей разрываются, формы лишаются своей убедительности и чистоты, звуки теряют гармонию, фразы теряют смысл - весь старый мир превращается в угрожающий хаос обрывочных мыслей, звуков и форм. И мы как существа теряем свою "реальность"
вместе со всем остальным. В такой ситуации мы вынуждены что-то предпринять, иначе будем сметены и уничтожены. И мы всегда предпринимаем что-то.
То, что мы предпринимаем, - то, что предпринимает инициированное столкновением с метафизической проблемой существо, мы называем метафизическим действием.
Употребление прилагательного "метафизическое" в данном случае оправдано тем, что, в отличие от обычного действия, которое является механическим следствием механической цепи причин и следствий, причины (если под причиной мы понимаем то, что обычно) у этого действия вообще нет.
Потому что его "причина" - столкновение с метафизической проблемой - с тем, что выходит за пределы Вселенной, - с тем, чего, другими словами, нет.
Это, конечно, не означает, что нет обычной причины, которая привела к столкновению с метафизической проблемой, - такая причина вполне может быть. Само столкновение, иначе говоря, вполне может быть предопределено судьбой. Однако то, что свершается в результате такого столкновения, инициировано уже не приведшей к этому столкновению причиной, но тем, с чем мы сталкиваемся, - тем, что не является обычным, - тем, что находится вне.
Отсюда, далее, вовсе не следует, что внешне метафизическое действие обязательно должно быть чем-то невиданным и неслыханным, манифестацией во Вселенной абсолютно иного - своей "причины", находящейся за пределами всего. То, что по самой своей сути вне существования, таковым, естественно, и остается, и никак не может воплотиться в конкретную форму, стать зримым, обрести бытие.
Как раз внешне метафизическое действие может быть чем угодно, - чем-то очень простым и чем-то, не имеющим аналогов. Это вполне может быть выполнение какой-то привычной работы, быстрый бег, самоубийство или создание нового, прежде не существовавшего нигде и никогда.
Внутренне же, "незримо", метафизическое действие всегда неадекватно. Оно - то, что, если смотреть в самую суть, невозможно. Потому что с точки зрения находящегося внутри Вселенной оно не вытекает ни из чего. Нет никакой причины, по которой это действие могло бы быть совершено. Это действие, пусть внешне понятное и известное всем, не мотивировано ничем. Поэтому для тех, кто способен видеть некоторую глубину происходящего, метафизическое действие, внешне являясь, возможно, чем-то очень простым, является вместе с тем непостижимым
вторжением извне.
На первый взгляд, однако, это кажется абсурдным. Действительно, разве можем мы назвать хоть один когда бы то ни было и кем бы то ни было совершенный поступок, который стоял бы в стороне от всеобщего закона причин и следствий? Разве каждое действие, каждая вещь, каждый образ и звук не являются законными результатами каких-то происходивших в прошлом процессов? Разве не очевидно, что абсолютно неадекватное проявление - проявление, которое идет вразрез всему или, что то же самое, которое не имеет за собой никакой скрытой или явной причины, -
не что иное, как чистый вздор?
Да, если пользоваться представлениями, к которым мы привыкли, это так. Однако мы ведь не привыкли спрашивать себя, в чем, собственно, "причина" существования всей этой цепи причин и следствий, в чем "причина" существования всей Вселенной, которая, между прочим, по нашим представлениям тождественна этой всеобъемлющей цепи причин и следствий. Но если спросить себя об этом, сразу станет ясно, что эта "причина" находится вне Вселенной, что, другими словами, сама Вселенная есть "следствие" чего-то, чего просто-напросто
нигде нет. Подобная ясность, однако, является не чем иным, как полным затмением. Поэтому мы и не спрашиваем себя об этом. Но если спросить, будет именно так - затмение. То же самое и в нашем случае, который, кстати, очень похож на случай со Вселенной, - метафизического действия не может быть, однако оно есть.
Миф и действительность
Итак, метафизическое действие - это реакция существа на столкновение с метафизической проблемой.
Различные типы существ реагируют на такое столкновение по-разному. Высшие существа стремятся взять ситуацию на себя и ориентируют себя на проблему, в то время как низшие посвящают себя тому, чтобы уйти от проблемы как можно дальше и организовать свою психику так, чтобы столкновение сделалось практически невозможным. Стремление стать к проблеме спиной - хотя и не вызывающее симпатии, но все же метафизическое действие, потому что инициировано оно также столкновением с метафизической проблемой. Проявление этого метафизического
действия вовне выражается в создании действительности. Действительность - это мир, окружающий низших существ, - созданный и поддерживаемый ими самими мир, главное назначение которого в том, чтобы защищать от возможности контакта с проблемой. Немного позже мы объясним, что такое действительность, более подробно, сейчас же несколько слов о том, что, отчасти, является истоком действительности, - о метафизическом действии высших существ. О том, другими словами, что предпринимают те, которые предпочитают стоять в фас.
Как мы уже отмечали, столкновение с метафизической проблемой разрушает привычный окружающий мир, и мы оказываемся перед лицом надвигающегося хаоса, аннигилирующая сила которого такова, что если мы не противопоставим ему самих себя, и даже более, чем самих себя, - если мы не противопоставим ему то, что способно его остановить, то будем уничтожены или, в лучшем случае, сойдем с ума. Однако что конкретно могут предпринять те, которые не хотят ни безумия, ни гибели и, вместе с тем, хотят проникнуть вглубь метафизической проблемы? Что могут
они противопоставить хаосу и неизвестности?
Высшие существа, которые стремятся взять ситуацию на себя и ориентируют себя на проблему, противопоставляют этому хаосу иллюзию порядка - миф.
Миф - это проявление их метафизического действия вовне.
Роль мифа двояка. Во-первых, это мир, окружающий высших существ, - место, в котором они защищены от аннигилирующего воздействия хаоса и в котором могут "продолжать существовать". И во-вторых, это средство, которое дает им возможность двигаться вглубь метафизической проблемы.
Миф не "реален" в том смысле, в котором "реальна" действительность низших существ, миф иллюзорен, и эта иллюзия - единственное, что окружает высших существ. В поле зрения высших существ вообще нет "реальности" - только созданная ими самими иллюзия - только миф.
Миф не дает нам возможности остановиться на том, что окружает нас в данный момент, и признать это окружающее "окончательной глубиной". Миф всегда предполагает бездну, которая невидима, но близка. Миф, другими словами, ориентирует не на себя, но дальше себя, и смысл его не в том, чтобы любой ценой продолжать существовать, но в том, чтобы поставить существо перед той глубиной метафизической проблемы, которая была достигнута создателями мифа, не оставив ему при этом никакого другого варианта, как только двигаться дальше - еще вглубь. И
тех, для кого окружающий мир - миф, к этому побуждает абсолютно всё - все ситуации, ландшафты, предметы, явления, законы, ритуалы, мысли и чувства - все объекты мифа. Всё являет собой глубину и всё призывает сделать следующий шаг.
Миф, таким образом, - средство, а не цель.
В отличие от мифа, смысл действительности, к которой мы возвращаемся, заключается, наоборот, в том, чтобы оградить обитающих в ней существ от возможности контакта с метафизической проблемой. Поэтому действительность ориентирует не дальше и не вне себя, но именно на и вглубь себя. Все объекты действительности (которые внешне могут быть копией объектов мифа) стремятся растворить внимание существ в себе самих и благодаря этому продолжать существовать. Потому что, продолжая существовать, они продолжают служить защитой - продолжают
осуществлять то, ради чего, собственно, и вызваны к бытию.
Действительность, таким образом, не средство - это цель, и когда окружающее - действительность, перед ее адептами стоит только одна задача - чтобы всё оставалось таким, каково оно есть. В идеальном случае действительность - это замкнутый, самодостаточный мир, для поддержания которого не требуется приложения никаких сил, - мир, где всё предопределено раз и навсегда установленной причинно-следственной цепью, где инерция - главный закон. Однако из-за вторжений "извне" ситуация никогда не бывает такой, и поэтому действительность
вынуждена вести непрерывную борьбу за сохранение себя самой.
Поскольку создатели действительности - низшие существа, которые не склонны стремиться к контакту с метафизической проблемой, их метафизическое действие начинается при первом же, даже самом поверхностном намеке на возможность такого контакта - при их столкновении с объектами мифа. Создатели действительности, другими словами, начинают действовать, имея перед собой не метафизическую проблему в чистом виде, но то, что ведет к ней, - миф. Миф - это то, "из чего", не имея желания двигаться вглубь, они создают действительность. Создание
действительности, или, как мы будем это называть, воплощение мифа в действительность, заключается в подмене внутреннего смысла мифа - подмене, которая превращает иллюзию порядка в "реальный" порядок. Но это мы подробнее рассмотрим позже.
Сейчас же скажем еще, что сила, вызвавшая к бытию миф, есть воля стать с метафизической проблемой лицом к лицу, в то время как сила, вызвавшая к бытию действительность, есть страх.
Два типа мирового порядка
Существует два типа мирового порядка, соответствующих господству высших и низших существ.
При господстве высших существ окружающий мир иерархизирован, и на вершине иерархии стоит миф. Внизу иерархии стоит тот же самый, но воплощенный в действительность миф. Поскольку действительность внизу иерархии основана на актуальном мифе и, следовательно, совпадает с ним во всех внешних проявлениях, высшие существа воспринимают ее не как нечто отдельное и другое, но как тот же миф. Всё, что обитатели действительности считают "реальным", для них - миф. Для них миф весь окружающий мир. Высшие существа знают, конечно, что для многих
всё, что вокруг, - действительность, а не миф, однако, хотя они и приветствуют освобождение от власти действительности отдельных существ, в их задачу не входит полное уничтожение действительности. Потому что в ситуации иерархизированного мира действительность оправданна и полезна. Главным образом тем, что, благодаря убежденности ее обитателей в "реальности" окружающего, она придает мифу дополнительный вес, необходимый для защиты от аннигилирующих сил.
Что касается низших существ, то они, наоборот, воспринимают весь окружающий мир как действительность. Вершина иерархии - область, где действует миф, скрыта от них. Бывает, что внешняя сторона происходящего в этой области им и видна, однако внутренний смысл всегда отделен от их глаз непроницаемой стеной. Наличие этой стены, которое низшие существа ощущают всякий раз, когда непроизвольно соприкасаются с мифом, вызывает в них неосознанный ужас. Им начинает казаться, что все ландшафты, ситуации, предметы и явления мифа - всё, что внешне,
возможно, неотличимо от привычных вещей, заключает в себе какую-то незримую, чуждую и губительную для них мощь. Что это за мощь, они не могут понять, тем не менее, она приводит их в ужас. И этот их ужас оправдан, поскольку происходящее за стеной и на самом деле представляет угрозу действительности. Потому что всё, что там происходит, ориентирует на метафизическую проблему, а при столкновении с ней действительность перестает существовать.
Этим неосознанным ужасом объясняется извечное инстинктивное желание низших существ уничтожить стену, уничтожить господство высших существ и превратить актуальный миф в регион действительности. Однако тот же неосознанный ужас является и главным препятствием к осуществлению этого желания.
При господстве же низших существ картина иная - в этом случае весь окружающий мир представляет собой действительность.
С точки зрения низших существ эта действительность иерархизирована. Жизнь тех существ, которые находятся на вершине "иерархии", наиболее полна, многообразна, комфортна и легка, а тех, которые внизу, - наиболее тягостна и убога. Так как жизнь на вершине "иерархии" не связана со столкновением с метафизической проблемой, но является наиболее "благоприятным" регионом действительности, низшие существа естественным образом стремятся войти в этот регион. Неспособные войти пребывают в постоянной зависти к вошедшим, что
является причиной происходящих время от времени смут.
С точки зрения высших существ вся действительность однородна и, поскольку является препятствием к столкновению с метафизической проблемой, подлежит либо уничтожению, либо превращению в свою противоположность - в предшествовавший этой действительности миф. Высшие существа находятся не в воображаемой (как недовольные своим личным положением низшие существа, протест которых против окружающего мира является, по сути, протестом только против положения, в котором они оказались), а в реальной оппозиции к действительности, и их
действия, направленные на открытие возможности столкновения с проблемой (либо, если конкретно для них такая возможность уже есть, их метафизические действия), представляют угрозу всей действительности в целом. Поэтому, пока есть хоть одно высшее существо, полной победы действительности нет (если под полной победой понимать абсолютную ликвидацию возможности столкновения с метафизической проблемой). Высшие существа не являются ни кровными, ни "духовными" потомками предыдущего поколения высших существ - их появление не подчинено
никакому скрытому внутри действительности закону или механизму. Другими словами, с точки зрения действительности их появление стихийно и, благодаря этому, не может быть поставлено под контроль. Поэтому обнаружение высших существ, ликвидация их самих и создаваемых ими мифов либо превращение их в неспособных противостоять окружающему миру существ, а создаваемых ими мифов - в регионы действительности, является центральной и постоянной заботой низших существ. В этом суть борьбы действительности за сохранение себя самой.
Абсолютизация как основа мифа
Создание мифа начинается с акта абсолютизации.
Абсолютизация заключается в отождествлении чего-то известного, какого-нибудь объекта окружающего мира с метафизикой и в утверждении этого объекта вне и надо всем. Другими словами, абсолютизация заключается по существу в том, что мы начинаем рассматривать какой-нибудь принцип, представление, мысль, образ, ситуацию, вещь или закон как то, что стоит за всем, что есть или может быть, - как несозданное и неуничтожимое, которое не подчинено ничему и которому подчинено всё.
Не важно, заметим, говорим ли мы, что выбранный нами объект (если это, например, явление, существо или вещь) - сама метафизика или что он - только символ метафизики. Важно, что мы ставим знак равенства между чем-то обычным и метафизикой. Суть абсолютизации именно в этом знаке равенства, и безразлично, означает ли он полное тождество или только подобие.
Абсолютизированный объект или, как мы будем его называть, метафизическая концепция как раз и есть то, на чем основан всякий миф. Без абсолютизированного объекта - без концепции, которая поставлена вне и надо всем, миф невозможен.
Внешне метафизическая концепция выглядит как разрешение метафизической проблемы или по крайней мере как указание на то, где это разрешение следует искать. На самом же деле, выдвигая метафизическую концепцию, мы заменяем реальную метафизику на наше представление о ней. Метафизика превращается в то, что мы в состоянии воспринимать и о чем в состоянии говорить - превращается в объект окружающего мира, пусть даже непостижимый для нас. И, следовательно, это уже не метафизика, но некая подмена - некий обман.
Метафизическая концепция не является разрешением метафизической проблемы, ибо разрешение ее невозможно, и, совершая акт абсолютизации, высшие существа отдают себе в этом полный отчет.
Однако они все-таки совершают этот акт - совершают, зная его "незаконность". Почему?
Потому что это единственное, что они могут сделать со своей стороны, если не хотят ждать и надеяться, что некогда "тайна Бытия" откроется им сама собой. Это единственное, что они могут сделать, если хотят проникнуть на как можно большую глубину метафизической проблемы, и единственное, кроме того, что может защитить их на этом пути от разрушительных сил хаоса.
Выдвигая метафизическую концепцию, высшие существа имеют в виду не разрешение метафизической проблемы, но именно это "проникновение на как можно большую ее глубину". Метафизическая концепция для них не самоцель, но только средство - этап и ступень.
Метафизическая концепция - главное, что определяет, каким будет миф. Многое, конечно, возможно: с выдвижением метафизической концепции не заканчивается, а только начинается создание мифа, и в результате к очень и очень разному можно прийти, однако абсолютизация - первый и решающий шаг. Потому что, совершая его, мы выбираем свой путь. Потому что, когда первое слово произнесено, не всё, что угодно, уже можно сказать. Полного хаоса уже нет.
Например, мы ставим деревянного идола и говорим: "Благодаря ему произошло всё, что произошло; благодаря ему произойдет всё, что произойдет". Идол становится нашей метафизической концепцией - "разрешением" метафизической проблемы. Всякий раз, когда мы сталкиваемся с проблемой, мы указываем или смотрим на идола. И для нас лик идола будет задавать интонацию мифа. Этот лик будет стоять за всеми объектами мифа, всё и вся, вызванное к бытию, будет напоминать этот лик. Окружающий мир будет подобием лика.
В данном случае мы абсолютизируем идола и его лик.
Или мы говорим: "Всё подобно числу" - и таким образом абсолютизируем наше представление о числе.
Или, например, мы говорим: "Существует абсолютное Всё, которое включает в себя Прошлое, Будущее и Настоящее, Вечное и Преходящее, Бытие и Небытие - которое включает в себя всё вообще - возможность невозможного, причину собственного существования и всего себя целиком в том числе. Это Всё, поскольку оно содержит и метафизику, является разрешением метафизической проблемы, хотя это разрешение и само это Всё непостижимы для нас".
И, говоря так, мы абсолютизируем идею "всего".
Или же мы говорим: "Бог есть совершенное существо" - и абсолютизируем тем самым смысл слова "совершенное" и слова "существо".
Да, как мы знаем, абсолютизация незаконна. Однако если мы начинаем размышлять о метафизике, мы не можем не абсолютизировать. Пусть даже мы не собираемся создавать миф, пусть хотим только "подумать" - первое, с чего мы начинаем, - это абсолютизация. Размышляя о метафизике, мы абсолютизируем постоянно - абсолютизируем то одно, то другое, часто не отдавая себе в этом никакого отчета. Когда мы задаем вопрос о причине Бытия, то абсолютизируем идею причины. Когда говорим, что метафизика вне Вселенной, то абсолютизируем смысл предлога "вне".
Когда хотим посмотреть на глобальную ситуацию, в которой находимся, со стороны, то абсолютизируем ту "сторону", с которой хотим посмотреть. Даже когда мы говорим, что столкновение с метафизикой возможно, только если мы не спрашиваем вообще, только если находимся в состоянии глубокой внутренней тишины, мы абсолютизируем наш опыт внутренней тишины.
Абсолютизация лика, числа, причины, предлога "вне", некой вне всего находящейся "стороны" или опыта внутренней тишины, вернемся к этому факту еще раз, незаконна. Утверждать, что в сфере метафизики имеет смысл слово "причина" или что там, как и здесь, действенно понятие "вне", - чистый абсурд. Ни один обычный объект не может быть перенесен в сферу метафизики без того, чтобы не прийти к очевидной нелепости, тавтологии или к той же самой проблеме, ради "разрешения" которой абсолютизирован этот объект. Сфера
метафизики находится за пределами Вселенной, и там всё обстоит совершенно иначе, чем внутри нее. Никакого подобия принципам и вещам нет. Метафизика - другое. Точно так же, как ни один закон, действующий в сфере конечного, не может быть перенесен в сферу бесконечного. Конечное и бесконечное, Вселенная и метафизика качественно различны. Проникнуть в метафизику, используя наши конкретные знания об окружающем мире, невозможно, так как принцип подобия более не справедлив. Мы не можем сказать, что метафизика - то или это, мы не можем сказать вообще
ничего.
Абсолютизация, таким образом, - чистый произвол. И не только потому, что незаконен сам акт отождествления обычного с метафизическим, но также и потому, что выбирая то, что нам абсолютизировать, мы не опираемся практически ни на что, кроме нашей собственной воли. Никакой "разумной" мотивации нашего выбора нет и не может быть.
"Объективно" абсолютизация не оправдана ничем.
Тем не менее, абсолютизируя идею причины и задавая вопрос о причине Бытия, например, мы можем оказаться непосредственно перед метафизической проблемой, и в таком случае для нас уже не имеет значения, что абсолютизация, которая привела нас к этой проблеме, была незаконной. На первый план выходит сама проблема - нечто неизмеримо более важное, чем то, каким путем мы пришли к столкновению с ней.
Абсолютизация ведет к метафизической проблеме и, под видом разрешения этой проблемы, вглубь нее. Абсолютизация, скажем еще раз, - средство, а не разрешение и не ответ.
Однако почему мы абсолютизируем все время разное? Ведь абсолютизируя различные объекты, мы все равно приходим к одной и той же метафизической проблеме. Так почему бы не остановиться на каком-нибудь одном? Почему бы не выбрать подходящий объект и не абсолютизировать во всех случаях только его? Разве, другими словами, есть смысл тратить силы на споры о том, какая метафизическая концепция лучше, если известно, что следуя любой из них, мы наверняка достигнем своей цели?
Дело в том, что, во-первых, одна и та же метафизическая концепция не всегда одинаково эффективна. Если, например, весь окружающий мир - действительность, то лежащая в ее основе концепция - пусть даже "очень хорошая" сама по себе - уже не ведет нас к метафизической проблеме. Наоборот, исключительно благодаря сложившемуся отношению к ней, она становится для нас помехой. Поэтому выбор метафизической концепции - стратегический вопрос, решение которого зависит от обстоятельств. Во-вторых, различные метафизические концепции задают
различные "ориентации" в сфере метафизического и открывают различные "стороны" и глубины метафизической проблемы. Какая концепция предпочтительнее, зависит поэтому также и от того, кто конкретно осуществляет выбор, - от того, следуя каким путем, данные конкретные существа могут достичь наибольшей глубины.
Отметим еще, что основанный на некой метафизической концепции миф внешне тем более многообразен, всеобъемлющ, убедителен и красив, тем большую заключает в себе скрытую мощь, чем большей внутренней силой обладали его создатели - чем большей глубине метафизической проблемы они могли противостоять. В этом смысле миф - свидетельство могущества и величия создавших его высших существ.
Вместе с тем, чем большим могуществом и величием обладали создавшие миф существа, тем большая аннигилирующая сила врывается через этот миф во Вселенную и тем более прочный барьер вынуждены воздвигать "находящиеся поблизости" низшие существа, чтобы обезопасить себя от этой силы. Чем глобальнее, другими словами, миф, тем мощнее и целостней действительность, образующаяся при его воплощении, тем надежнее упрятана в ней метафизическая проблема, но и тем большая опасность грозит ее обитателям в случае, если эта проблема вырвется на
поверхность.
Следующие шаги
Выдвижение метафизической концепции, как мы уже отмечали, - первый и решающий шаг в создании мифа. Однако, кроме самых примитивных вариантов, от метафизической концепции до мифа еще далеко. Обычно вслед за первой абсолютизацией мы абсолютизируем еще что-нибудь, затем еще и еще, - абсолютизируем законы, принципы, ситуации, образы, схемы и просто вещи, пока не получим некую всеобъемлющую и цельную "картину метафизики" - картину, которая в состоянии убеждать. Правда, эти последующие абсолютизации не являются абсолютизациями в полном смысле
слова, так как, хотя мы и отождествляем объекты окружающего мира с метафизикой, мы не ставим их превыше всего. Над этими последующими объектами стоят те, которые мы абсолютизировали прежде них. Вернее, должны стоять. Должны, если речь идет о создании полноценного мифа. Другими словами, всё, что мы хотим еще сказать о метафизике, должно логически следовать из того, что мы сказали уже, или, если прямой логики нет, должно "стоять ниже", то есть не иметь возможности поставить уже сказанное под вопрос. Если же то, что мы собираемся сказать, не
отвечает ни тому, ни другому, мы на неверном пути и следует поступить как-то иначе. В противном случае мы мгновенно придем к абсурду.
Например, говоря об абсолютном всеведении, мы не можем далее говорить об абсолютно ином, так как получится, что если всеведение "знает" иное, это не абсолютно иное, если же "не знает", оно - не всеведение. То есть, поставив всеведение превыше всего, мы должны признать, что понятие абсолютно иного не имеет смысла. Мы должны признать, что не имеет смысла всё, что может поставить абсолютное всеведение под вопрос. И если иное нам все же необходимо, мы можем говорить о "метафизическом" ином - таком, которое вне Вселенной, но
которое, тем не менее, "в глазах" абсолютного всеведения перестает быть иным.
Воплощение
Воплощение есть подмена внутреннего смысла мифа и превращение его из средства, ведущего к метафизической проблеме, в барьер между метафизической проблемой и существом.
При всей глобальности процесса воплощения мифа в действительность осуществление этого процесса зависит от всего лишь одного, кажущегося очень простым, но на самом деле глубочайшего действия, после совершения которого весь процесс воплощения начинает происходить автоматически, "сам собой". Это действие заключается не в чем ином, как в признании лежащей в основе данного мифа метафизической концепции разрешением метафизической проблемы. Иными словами, это действие есть инициация веры в то, что данная метафизическая концепция
- адекватный ответ на метафизическую проблему.
Именно эта вера превращает миф в действительность - именно благодаря ей мы начинаем воспринимать окружающий мир не как иллюзию, но как "реальность". Исключительно благодаря этой вере, мы хотим сказать, действительность начинает существовать.
Потому что действительность, по самому своему существу, есть не что иное, как "устранение" метафизической проблемы, - не что иное, как ситуация, когда на эту проблему дан очевидный, несомненный, аксиоматический ответ. Когда сама мысль о том, что этот ответ может быть поставлен под вопрос, кажется бессмысленной и пустой.
Еще о низших и высших существах
Низшие существа, для которых окружающий мир - действительность, всегда однозначны. Окружающий мир для них - нечто серьезное, закономерное и оправданное, принципы и законы этого мира установлены раз и навсегда "где-то в Вечности" и имеют абсолютный смысл, пусть даже непостижимый ни для кого. Путь вверх, "правильный" путь, на который указывает этот мир, ведет к абсолютной вершине всего, а путь вниз, "порочный" путь, опускается на абсолютное дно. Вершина и дно - всё, чего можно достичь и чего стоит бояться, - в перспективе известны. И
выше или ужаснее этих мест нет и не может быть ничего. Нет и не может быть ничего вне действительности.
(Отметим, что действительность включает в себя, естественно, не только то, что существует актуально /то есть проявлено/, но также и то, что существует потенциально /то есть, чего в данный момент нет, но что, согласно общему плану действительности, вполне может быть/.)
Высшие же существа, для которых окружающий мир - миф, напротив, всегда двойственны.
С одной стороны, они рассматривают окружающий мир как нечто закономерное и оправданное. Как и низшие существа, для которых окружающий мир - тот же, но воплощенный в действительность миф, они признают, что устройство и смысл Вселенной от Вечности именно таковы, как учит этот мир. "Правильный" путь известен, но труден, и, следуя ему, высшие существа, как обладающие большей внутренней силой, обычно идут много дальше низших существ, в своем стремлении к абсолютной вершине и центру всего - к месту, где развязываются все узлы бытия и
раскрываются последние тайны, - не останавливаясь ни перед чем - ни перед какими препятствиями, включая собственную смерть. Если говорится, что доблесть и слава лучше всего, они становятся доблестными и завоевывают славу, если говорится, что лучше всё бросить и покинуть людей, они уходят в безвестность и уединение. Если "правильный" путь есть смерть за идею или постижение тайных доктрин, они умирают или вступают в ордена.
С другой же стороны, высшие существа знают, что окружающий мир - созданный ими самими миф, существование которого не оправдано ничем, кроме их желания проникнуть в метафизику, и поэтому в глубине самих себя они свободны от принятых ими иллюзий - свободны от значимости совершаемых действий, от страхов и надежд - свободны от всего. Высшие существа всегда оставляют за собой право разрушить весь этот мир - внешний и внутренний - до последнего камня и создать на его месте совершенно другой. И в разрушении и созидании, как и в следовании
принятым законам и догмам, высшие существа идут до конца.
Другими словами, двойственность высших существ в том, что они знают, что путь к абсолютной вершине и центру всего, на который указывает окружающий мир, - это обман, но действуют так, как если бы это не был обман. Действуют так до тех пор, пока не исчерпана возможная для данного мифа глубина.
В этом, в этой двойственности загадка и тайна высших существ.
Современная ситуация
Окружающий нас мир, учитывая, что важнейшая отличительная черта современности - безраздельное господство низших существ, является тем, чем при таких обстоятельствах он единственно и может быть - действительностью, охватывающей все сферы нашего бытия.
С момента образования этой действительности прошло уже достаточно времени для того, чтобы не осталось никакой возможности исторически отследить процесс воплощения предшествовавшего мифа и выявить сам этот миф. Связь между современностью и временами, когда, при господстве высших существ, существовали одновременно и действительность, и миф, утеряна. Главное даже не в том, что за период господства низших существ практически все исторические факты были фальсифицированы, но в том, что полностью утерян экзистенциальный вкус даже
немногих оставшихся в неприкосновенности свидетельств происходившего в прошлом. Искажено не только всё, что относится к мифу, но, поскольку происходившие смуты меняли внешнюю сторону действительности, и поскольку каждый раз после очередной "смены власти" заново переписывалась история, искажена даже сама действительность, и сегодня она мало напоминает ту, которая некогда была.
Поэтому, если мы хотим воссоздать лежащий в основе современной действительности миф - пусть даже не в абсолютной его полноте, - мы не можем опираться на историю. Следовательно, мы будем действовать иначе: попытаемся воссоздать миф, рассматривая окружающую действительность непосредственно, как она есть.
Действительность, в которой мы находимся, многообразна и, казалось бы, там есть всё - множество различных миров, являющихся воплощениями различных мифов, и множество миров, являющихся самими мифами. Однако такое впечатление обманчиво, поскольку "в чем-то самом важном" эти миры удивительно похожи: у всех них есть нечто общее, к тому же стоящее надо всем. Утвердившись в "коллективном бессознательном", это нечто почти никогда не обсуждается, потому что, проявляясь вовне, выглядит для нас как очевидность, которую бессмысленно
ставить под вопрос.
Это общее и высшее для всех миров есть не что иное, как принятая нами метафизическая концепция, которая очевидна именно потому, что мы давно рассматриваем ее как несомненный, аксиоматический ответ на метафизическую проблему - как ответ на всё.
И если мы хотим говорить о современной действительности, эта метафизическая концепция - первое, с чего нужно начать.
Метафизическая концепция современной действительности
Метафизической концепцией современной действительности является истина. Истина абсолютизирована и поставлена надо всем. Каждый обитатель современной действительности безоговорочно верит, не важно, отдавая себе в том отчет или нет, что абсолютная истина есть и является полным и окончательным разрешением метафизической проблемы. Каждый, другими словами, верит, что ответ на метафизическую проблему существует, и что этот ответ - абсолютная истина.
Что, однако, такое истина - не как абсолютный, а как обычный объект?
Если речь идет о простых вещах окружающей действительности - например, где находится такой-то город, зима теперь или лето или сколько на руке пальцев, - что такое истина, всем вполне понятно. Мы легко отличаем истину от не истины, то есть каким-то образом знаем смысл, который стоит за этим словом. Даже когда речь идет о вещах малоизвестных, даже когда мы не знаем саму истину, смысл слова "истина" нам все равно понятен. Но что значит "нам понятен смысл"? Можем ли мы его объяснить? Вот здесь-то как раз и возникают сложности. Если мы
попытаемся объяснять - если скажем, например, что истина - это совпадение нашего представления о предмете с самим предметом, то сразу же окажемся на дороге в никуда. Представления - это одно, предметы - совершенно другое. Как могут представления, то есть мысли, совпасть с предметом? Превратиться в предмет мысли не могут. Или могут? Чтобы ответить на это, прежде нужно выяснить, что такое мысль и что такое предмет. За этим выяснением последует другое, за ним третье и так далее, без всякого видимого конца. Определение истины - не только, которое мы
дали, но и любое вообще, - не проясняет, а наоборот, запутывает дело. Объясняя, мы ни к чему не придем.
Потому что смысл слова "истина" открыт нам непосредственно - мы знаем его не благодаря размышлениям и определениям, не благодаря разуму. Скорее даже наоборот: разум, по крайней мере его логический аппарат, во многом основывается на том, что этот смысл нам уже известен. Но как это так - "знаем непосредственно"? Очень просто. На самом деле непосредственно, "до разума", мы знаем очень многое. Только редко отдаем себе в том отчет. Например, зрение. Что это такое, мы знаем вполне, однако попробуйте это объяснить, не опираясь на
непосредственное знание - попробуйте это объяснить тому, кто по природе слеп. Или существование, например. Попробуйте объяснить, что это такое, предположив, что тот, кому вы объясняете, не знает, что значит "существовать". Обращение к непосредственному знанию, иными словами, для нас в порядке вещей, и то, что мы знаем непосредственно, бессмысленно пытаться определять.
Поэтому не будем давать определений истины и ограничимся этим непосредственным знанием.
Что касается истины абсолютной, здесь также не будем давать никаких определений, однако попытаемся все же дать понять, о чем идет речь.
Абсолютная истина - это открытие всех сфер Вселенной, причины и смысла её существования - открытие всего вообще. Другими словами, в абсолютной истине открывается, во-первых, всё, что есть или может быть, и, во-вторых, впадая в тавтологию, таким, каково оно есть на самом деле. Точно так же, как обычная истина говорит о чем-то конкретном, абсолютная истина говорит о пространстве и времени, о Вселенной - обо всем. Ни в "обычном", ни в метафизическом нет ничего, что в абсолютной истине оставалось бы неизвестным или неясным, превыше
абсолютной истины нет ничего.
Но каким образом, спросим теперь, в человеческих мозгах вообще могла зародиться мысль об Истине, объясняющей всё и вся?
Никаким, кроме абсолютизации истины обычной. И никаким образом, будь наша воля к столкновению с метафизической проблемой достаточно сильна, не смогли бы мы поверить, что, абсолютизировав истину - совершив нечто незаконное, мы вдруг пришли к абсолютной истине, которая действительно есть. Сегодня же в то, что она есть, верим мы все. Исходя из этой веры, сегодня истина для нас - высший суд.
Свидетельств тому достаточно.
Например, что мы делаем, когда нам предлагают абсолютизировать какой-нибудь другой объект - когда нам предлагают новый миф, новую концепцию возникновения, устройства и смысла Вселенной? Рассматривая эту концепцию, мы обязательно параллельно думаем, истинна она или нет, - обязательно, иначе говоря, смотрим на новый абсолютизированный объект еще и с точки зрения другого, "более абсолютного" объекта - истины. Истина, другими словами, всегда остается для нас превыше всего.
Или, например, когда мы спрашиваем: "Что есть истина?", разве мы, в сущности, не хотим узнать истину об истине, то есть взглянуть на истину с точки зрения абсолютизированного объекта - в нашем случае истины же? И опять, даже если мы пытаемся поставить истину под вопрос, истина все равно остается превыше всего, принимая в этом случае обличие ответа на этот вопрос.
Короче говоря, всегда, когда речь идет о метафизике, оказывается, что истина для нас важнее всего. Нет ничего "более абсолютного", чем она. Такое положение свидетельствует только об одном - что истина абсолютизирована и поставлена превыше всего. Кроме того, как мы уже отмечали, все мы верим, что абсолютная истина есть. А это, в свою очередь, свидетельствует о том, что абсолютная истина является для нас разрешением метафизической проблемы. Потому что если абсолютная истина есть, метафизической проблемы нет - есть только
наша ограниченность как человеческих существ, и то, что мы называем метафизической проблемой, - проблема только для нас - в абсолютной истине никаких проблем нет.
Заметим, что в абсолютную истину мы верим независимо от того, хотим мы в нее верить или нет. Ничто, никакие доводы разума, никакие желания не в силах поколебать эту веру. Что бы мы ни делали, мы верим все равно, поэтому правильно будет сказать, что эта вера стала органической частью нашего существа.
Когда мы говорим о вещах "серьезных", эта вера в активном действии - всё, что не похоже на истину, всё, что не содержит, как нам кажется, ни одной крупицы ее, будет отброшено и превращено в ничто. Но когда мы говорим о чем-то не важном и простом, в нас может еще проснуться другая, давно забытая вера - не в абсолютную истину, а во что-то еще.
Например, если нам предлагают выбрать из двух шаров, желтого и голубого, мы выбираем тот, который нам больше нравится, руководствуясь не идеей истины, а чем-то другим. Оба шара одинаково истинны, да и вообще бессмысленно спрашивать, истинны они или нет, - мы берем голубой потому, что хотим голубой - хотим, чтобы окружающий нас мир содержал голубой шар. Почему мы хотим голубой, иногда поддается, а иногда не поддается исследованию, но главное не в этом - главное в том, что мы создаем окружающий мир, исходя не из идеи истины, а из чего-то еще. Это
бывает, но - лишь в не важном и простом.
В "серьезном" же абсолютная истина - наш единственный ориентир.
Когда-то абсолютная истина была метафизической концепцией, на которой основывался некий миф, потом мы признали ее разрешением метафизической проблемы, дав тем самым начало процессу воплощения этого мифа в действительность. И на сегодняшний день этот процесс давно завершен.
"Как вверху, так и внизу; всё подобно всему"
Итак, метафизической концепцией мифа, из которого произошла современная действительность, является абсолютная истина. Но миф - не только метафизическая концепция - это еще целая иерархия перенесенных в метафизику законов, принципов, образов и схем, раскрывающих смысл и устройство Вселенной. Можем ли мы, однако, сказать о предшествовавшем современной действительности мифе еще хоть что-нибудь? Да, абсолютная истина - это главное, но что же дальше?
Предположим, мы создаем миф и уже совершили первый шаг, сделав метафизической концепцией нашего мифа абсолютную истину. Что, спросим себя, станет тогда наиболее важным для нас? О чем, абсолютизировав истину, мы вынуждены будем говорить прежде всего? Естественно, о том, какова эта истина конкретно. Потому что само понятие абсолютной истины с необходимостью вызывает в нас стремление знать, в чем именно она состоит. И мы никогда не получим всеобъемлющий и убедительный миф, если, абсолютизировав истину, не скажем ни единого слова о том,
что она собой представляет.
Поэтому, утвердив абсолютную истину вне и надо всем, предшествовавший современной действительности миф говорит о том, какова она конкретно. Однако сразу прямого ответа миф не дает - вместо того, чтобы объявить абсолютной истиной какое-нибудь наше представление о Вселенной, миф дает принцип, приняв который, мы получаем возможность "постигать" истину. Цель и путь становятся, таким образом, известны, но пройти этим путем должны мы сами.
Этот принцип - второй уровень метафизической иерархии мифа - со времени воплощения ни разу не был поставлен под вопрос, и сегодня он, так же, как и абсолютная истина, очевиден и признан во всех сферах действительности. Во всех, кроме одной.
В этой особой сфере действительности вслед за абсолютной истиной идет не принцип, дающий возможность ее "постигать", а сразу конкретный ответ: "Абсолютная истина абсолютно непостижима". Вероятнее всего, этот ответ был дан теми существами, которые стремились сохранить или возродить предшествовавший действительности миф, пусть даже в искаженной форме. Потому что при наличии веры в то, что абсолютная истина есть, - в ситуации, когда невозможно больше относиться к идее абсолютной истины как к вынужденному самообману -
когда невозможно больше сохранять двойственность, - очень разумно объявить абсолютную истину непостижимой. Такое утверждение оставляет "тайну Бытия" открытой - барьера между метафизической проблемой и существом нет. Правда, достигается это дорогой ценой - за счет отказа от возможности двигаться вглубь. Потому что, сказав сначала: "Абсолютная истина есть", и затем: "но она непостижима", нам нечего больше сказать. Любое наше действие, направленное на проникновение вглубь абсолютной истины, будет пустым и бессмысленным в наших
же собственных глазах. Ничто не в силах приблизить нас к истине ни на шаг. И хотя, отдавая себе отчет, что истина непостижима, мы видим тайну за всем, что вокруг, в остальном это тупик.
Вернемся, однако, к принципу, дающему возможность "постигать" истину, - принципу, благодаря которому мы становимся способны исследовать, доказывать и открывать. Формулируется этот принцип следующим образом: "Как вверху, так и внизу; всё подобно всему". Данный принцип говорит о взаимосвязи и единстве всего существующего, о подобии Целого и Части, и, если не выходить за пределы Вселенной, он оправдан и справедлив. В той мере, в какой вообще может быть оправдан и справедлив некий принцип или закон. "Как вверху, так и внизу; всё
подобно всему" - если мы знаем об этом, окружающий мир становится целостен и един, и, изучая что-то конкретное, мы узнаем вместе с тем обо всем.
Абсолютизация же этого принципа, заключающаяся в распространении области его применения на метафизику, как и всякая абсолютизация, незаконна. Потому что, повторим, никаких аналогий между обычным и метафизическим нет. Вверху не так, как внизу, и никакой объект действительности не может быть взят в качестве модели метафизики. И если, установив аналогию между каким-то известным объектом и метафизикой, мы считаем, что, исследуя данный объект, мы проникаем вместе с тем в метафизику, то это - чистый самообман. Но в основанном на
абсолютизации истины мифе также и этот самообман необходим. Без него мы не в силах "постигать" истину - не в силах сказать, какова она конкретно, и не в силах, следовательно, создать всеобъемлющий и убедительный миф. Поэтому, абсолютизировав истину, мы затем абсолютизируем принцип "как вверху, так и внизу".
Естественно, что и в действительности, в основе которой лежит абсолютная истина, этот принцип, превращенный, однако, из сознательного самообмана в абсолютную догму, также необходим. Поэтому сегодня для нас очевидно, что всё подобно всему. Опираясь именно на эту очевидность, мы строим убедительные для самих себя ответы на вопрос о том, какова абсолютная истина конкретно. Эта же очевидность, кроме того, еще раз подтверждает, что абсолютизация истины - вполне оправданная вещь. Как можно, в самом деле, сомневаться в том, что абсолютная
истина есть, если она - просто известное всем понятие истины, перенесенное снизу на "самый верх"?!
Существует, правда, у принципа "как вверху, так и внизу" и негативная сторона - объявляя любую абсолютизацию законной, этот принцип позволяет переносить в сферу метафизического различные, соотносимые в обычном, но несоотносимые в метафизическом, объекты действительности. Например, мы можем говорить об абсолютном всеведении и об абсолютно ином одновременно. Можем добавить к ним еще и абсолютное Всё. Однако познание истины, ради которого в данном случае абсолютизированы три метафизически несоотносимых объекта,
быстро приводит к безвыходному парадоксу, который демонстрирует нам, что с логикой постижения истины что-то не так. Заметим, что такой парадокс может возникнуть всегда - всегда мы имеем право абсолютизировать еще один какой-нибудь объект (несоотносимый с уже абсолютизированными) и тем самым привести к краху любой ответ на вопрос о том, какова абсолютная истина конкретно. С точки зрения действительности такая возможность, мягко говоря, не самое лучшее, что может быть, однако какие бы запреты и ограничения ни вводились, эта возможность все
равно есть. Принцип "как вверху, так и внизу" первичнее всех наших запретов и, обращаясь к нему, всегда можно оправдать любую дополнительную абсолютизацию. В этом негативная для действительности сторона данного принципа, однако, поскольку сам принцип необходим, ее приходится как-то терпеть.
Объективный мир
Какова абсолютная истина конкретно? Когда мы об этом спрашиваем, речь фактически идет о том, как с абсолютной точки зрения выглядит Вселенная, - в чем причина и смысл существующих в ней вещей, что с ними происходило, что произойдет и чем, в конце концов, они являются "на самом деле". При этом мы хотим знать обо всем - обо всех мирах, которые есть во Вселенной, - о тех, которые близко, и о тех, которые далеко. Мы хотим, другими словами, знать, как "на самом деле" выглядит всё вообще.
Вся Вселенная - такая, какой ее видит тот, кто достиг абсолютной истины, - в современной действительности называется объективным миром. Иначе говоря, объективный мир - это мир, где иллюзии, заблуждения и скрытые смыслы исключены, и где всё предстает перед нами таким, каково оно есть. Поэтому вопрос об абсолютной истине - для нас вопрос о том, каков объективный мир.
Казалось бы, назвав абсолютную истину объективным миром, мы не совершили ничего - изменились только слова, однако это не так. Потому что теперь абсолютная истина стала для нас чем-то более конкретным - она уже не что угодно - не какой-то "центральный принцип", не какая-то формула, звук или предмет. Абсолютная истина теперь для нас - некий мир, который мы хотели бы видеть и понимать подобно тому, как мы видим и понимаем привычный мир. Теперь, когда речь идет о мире, мы можем стремиться его познать. Потому что именно он - объективный
мир, который с нашей точки зрения несомненно есть, - является полным и окончательным разрешением всех проблем, именно он - наша конечная цель.
Но каков все-таки этот объективный мир конкретно, и можем ли мы его познать?
Что касается познания, оно признается возможным (исключая, естественно, тех, кто на втором уровне иерархии вместо принципа "как вверху, так и внизу" принял догму "абсолютная истина непостижима", - то есть тех, к кому идея объективного мира не имеет никакого отношения). Некоторые, правда, при этом считают, что объективный мир можно только познавать, приближаясь и приближаясь к нему, но, поскольку он "бесконечен", невозможно познать его весь, другие же думают, что могут быть поставлены все точки над i.
Что же касается того, каков объективный мир конкретно, однозначного ответа здесь нет - в разных сферах действительности его представляют себе по-разному. Где-то объективный мир отражает сложная и изощренная система со своей догматической псевдометафизикой и иерархиями высших и низших миров, где-то он чужд всякой "логической схеме" и создан из образов, смыслов и чувств, приходящих к нам в сновидениях и экзальтированных состояниях, и где-то его признают тождественным окружающей действительности.
Надо сказать, что картина объективного мира, открывающаяся перед нами в той или иной сфере действительности, вовсе не обязательно является чем-то обнадеживающим, успокаивающим и приятным. Объективный мир - не обязательно исполнение наших личных желаний, и не обязательно разрешение наших личных проблем. Он может быть пугающим и ужасным, может предрекать нам вечные муки или превращение в ничто. Потому что силой, создающей объективный мир, является не стремление к личному блаженству или, по крайней мере, к самоуспокоению, но стремление
к абсолютной истине, какой бы она ни была. Именно этому стремлению обязан своим существованием всякий конкретный объективный мир. Главное, что требуется от объективного мира, - быть убедительным для нас. Главная цель - убедить, что истина - это он. Приятна нам эта истина или нет - это уже второй вопрос. Поэтому адепты действительности, поставившие целью достижение истины, кроме убедительности не считаются ни с чем, и поэтому объективный мир может быть любым - в нем может быть всё. Всё, кроме одного. Кроме Неизвестности - кроме явленной и
непостижимой "тайны Бытия". "Тайны Бытия" не может быть в нем никак, потому что он по своему существу - не что иное, как постижение и разгадка этой тайны.
Каким же образом мы создаем (или, как теперь принято говорить, "познаем") объективный мир, и к чему в результате мы можем прийти? Исходя из чего начинаем действовать, опираясь на что делаем первый шаг?
Следуя стремлению к абсолютной истине, невозможно исходить ни из чего, кроме уже известных истин - кроме того, что вокруг. Отправная точка - не собственная воля и собственный произвол, но то, что исследовано, проверено и стократно подтверждено. Отправная точка - то, что мы знаем наверняка, - то, что зримо существует вокруг. Отправная точка, иначе говоря, - действительность. Или некая ее часть. Дальше, взяв за основу несомненное, явное, очевидное и известное всем, мы берем принцип "как вверху, так и внизу" и, зная низ, воссоздаем верх.
Но если мы действуем таким образом, чем может оказаться наш объективный мир, как не действительностью же, расширенной и углубленной? Чем будет наше познание, как не распространением действительности на то, что пока еще мало понятно, как не включением в действительность всего, что встретится нам по пути?
Полученный таким образом объективный мир - не альтернативный вариант, он, по существу, - та же действительность, проникшая, благодаря нашим усилиям, на все планы и уровни нашего бытия.
Бывают, конечно, фантастические картины других объективных миров, но, учитывая нашу маниакальную тягу к истине, кто может относиться серьезно к тому, что основано не на том, что есть, но на том, чего нет.
Была ли идея объективного мира как явленной абсолютной истины принята также и в предшествовавшем современной действительности мифе, мы не знаем. Возможно, что да, возможно, что нет, однако это уже не столь важно для нас. Важно, что объективный мир, созданный нами исходя из действительности, сегодня мы рассматриваем как конкретное разрешение метафизической проблемы - как объяснение сущности и смысла всего, что есть или может быть.
Наша цель
Таким образом, мы дали некую "картину" нашей метафизической ситуации и затем в общих чертах рассмотрели положение, в котором находимся сейчас. Теперь, когда путаница в смыслах различных понятий и значениях различных слов устранена и установлен определенный порядок, мы можем, наконец, сказать, зачем, собственно, мы говорили обо всем этом.
Не для того, разумеется, чтобы ответить на метафизическую проблему каким-то новым объективным миром и успокоиться на том, что теперь мы знаем, как обстоят дела. Мы объясняли, другими словами, не ради того, чтобы объяснить. Наша цель в другом.
Она в том, чтобы понять, как следует действовать, если мы хотим изменить ситуацию и лишить окружающую действительность способности контролировать каждое наше желание, мысль или шаг. Как нам действовать, если нас не устраивает забвение, инерция, сон и уход - если мы хотим видеть перед собой вершины и бездны и хотим сами распоряжаться своей судьбой.
В предисловии мы сказали, что наша цель - объяснить, как относиться к философским системам. И это, если учесть, что всякая философская система - миф, то же самое, что мы говорим сейчас. Потому что если бы мы смогли отнестись правильно и взглянуть на окружающее "изнутри" не действительности, но некого мифа, - если бы смогли увидеть вещи такими, какими представляет их этот миф, мы тут же оказались бы перед лицом метафизической проблемы и тут же оказались бы ориентированы на определенную ее глубину. Действительность перестала бы для нас
существовать. Сейчас же наше отношение таково, что, когда мы знакомимся с новым мифом, никакого радикального изменения не происходит. Действительность остается действительностью. То, ради чего создавался миф, остается закрытым. Вывод отсюда простой: мы, обитатели современной действительности, "изучаем" мифы не так, как если бы хотели проникнуть в их суть, но так, как будто специально стремимся ничего не понять.
Что, в сущности, мы делаем, когда нам предлагают новую философскую систему, новый миф?
Прежде всего пытаемся взглянуть на метафизическую концепцию этого мифа "со стороны" - с точки зрения "более абсолютной" метафизической концепции - с точки зрения истины. С этим ничего не поделать - абсолютизация истины является органической частью нашего существа, и невозможно по своему желанию абсолютизировать и поставить превыше всего какой-нибудь другой объект. Итак, первое, что мы делаем, - это лишаем миф его основы. Затем мы начинаем сравнивать положения мифа с нашим представлением об объективном мире. Если миф
противоречит нашему представлению во всем, он будет отброшен как беспочвенная фантазия и ложь. Если же имеются точки соприкосновения, миф дополнит, расширит, углубит и, возможно, как-то изменит это наше представление. При этом ясно, что образы, мысли, законы, ощущения и перспективы, которые дойдут до нас из предлагаемого мифа, станут не ориентирами, ведущими вглубь метафизики, но лишь новыми элементами действительности. Такая подмена естественна: мы же - адепты действительности и, следовательно, автоматически поступаем со всем, что ведет за
ее пределы, как и должны поступать - превращаем всё это в то, что не ведет никуда.
Но можем ли мы поступать иначе? Можем ли, перестав смотреть на всякий новый миф "извне", глазами действительности, взглянуть на мир "изнутри" мифа и стать благодаря этому лицом к лицу с метафизическими реалиями, к которым ведет этот миф?
Ответить на эти вопросы и есть наша цель.
Чего мы не можем
Прежде чем говорить, что конкретно мы можем предпринять, скажем, чего мы точно не можем. А не можем мы, как уже отмечалось, отказаться от принятой метафизической концепции и заменить ее какой-нибудь другой. Абсолютная истина для нас в любом случае превыше всего.
Правда, нечто подобное такой замене происходит, когда миф настолько ужасен или красив, что ему удается "загипнотизировать" нас. В этом случае мы перестаем воспринимать действительность и оказываемся как бы во сне. Погружаясь в миф, мы освобождаемся от власти метафизической концепции истины - истина становится не важна. Другие, неосознаваемые нами силы ведут нас вглубь мифа - в принципе туда, куда нужно. Пробуждаются иные чувства, иное видение, иное понимание... Однако как только открывается большая, чем "положено", глубина,
как только мы становимся близки к тому, чтобы уйти в эту глубину, мы мгновенно вновь оказываемся во власти абсолютной истины. "Гипноз" проходит, и мы снова в действительности. Всё рассеивается как фантазия и сон.
Фактически абсолютная истина может перестать доминировать в нашем сознании только на время пока всё, что происходит под "гипнозом", достаточно безобидно. Потому что под гипнозом (не только мифа, но вообще под любым) мы не преодолеваем положения, в котором находимся, - не противопоставляем свою волю тому, что "мешает нам жить", но отказываемся от нее в пользу того, что, как мы часто ошибочно думаем, может помочь уйти куда-то в "другое" и таким образом освободить нас от нерешенных проблем. Но то, что не преодолено, остается
непреодоленным - оно все равно имеет силу и власть. И если оно какое-то время бездействует, это не говорит ни о чем - в любой момент оно снова может вступить в свои права. Под "гипнозом" мифа происходит то же самое: действительность не разрушается, просто временно перестает играть активную роль, сохраняя, однако, всю свою мощь. Пока это так, радикально изменить ситуацию невозможно - абсолютная истина все равно останется на самом верху. Находясь под "гипнозом" мифа, мы участвуем в происходящем не полностью - не всем своим существом, но
малой его частью, которую некие силы влекут в некую глубину. Для нас это будет всегда не реальная, но "воображаемая" глубина. Потому что реальная глубина только там, где на карту поставлено всё. Каким бы могущественным ни был миф, он не в силах поставить перед своей глубиной не свободное, но "загипнотизированное" им же самим существо. Как не в силах посвященный в какую-то идею при помощи только внушения посвятить в эту идею других. Заставить поверить ему и сделать других преданными и искренними поклонниками его идеи возможно, но
заставить понять и принять во всей глубине - так, чтобы силы и цель давала сама идея, без его посредства, - к сожалению, нельзя. Гипноз здесь бессилен, потому что понять и принять может лишь тот, кто не спит. Поэтому мы не можем рассчитывать на "гипнотическую" силу мифа.
Таким образом, если мы хотим видеть перед собой реальную, а не "воображаемую" глубину, попытка отказаться от абсолютной истины не путь.
Шанс
Итак, мы не можем ни отказаться от концепции абсолютной истины, ни превратить основанную на этой концепции действительность в предшествовавший ей миф, поскольку органически верим, что абсолютная истина есть, и что в ней развязываются все узлы и разрешается "тайна Бытия". Несмотря на то, что мы вроде бы в проигрыше на все сто, шанс тем не менее есть.
Первое, что мы должны сделать, - согласиться, что абсолютная истина превыше всего. С одной оговоркой: мы знаем теперь, пусть только разумно, что существование абсолютной истины не самоочевидный факт, но ни на чем, в сущности, не основанное утверждение, которое мы просто привыкли рассматривать как очевидность. Конечно, от такого разумного знания до реальной двойственности еще далеко, однако, обладая им, мы, как станет ясно из дальнейшего, сможем многое изменить.
Оставляя абсолютную истину на вершине иерархии, мы, естественно, лишаем себя возможности понять суть тех мифов, метафизические концепции которых находятся в прямом противоречии с концепцией абсолютной истины, - эти мифы пока закрыты для нас. Однако мы вынуждены на это пойти.
Что же касается мифов, метафизические концепции которых позволяют оставить истину на самом верху, здесь мы можем кое-что предпринять. (Сюда относятся, отметим, не только мифы, которые не противоречат концепции абсолютной истины вообще, но также и мифы, противоречие которых этой концепции не слишком радикально и явно и на первых этапах погружения в миф может быть оставлено в стороне.)
Если речь идет об изменении ситуации и о проникновении в другой мир, то между нами и всем, с чем мы сталкиваемся в этом новом мире, должны быть установлены полноценные экзистенциальные отношения - отношения, которые затрагивают всё наше существо. Другими словами, все ситуации, ландшафты, вещи, мысли и чувства нового мира должны восприниматься не как безопасная игра (пусть даже захватывающая и уводящая очень далеко от окружающего), а как нечто серьезное и настоящее, что может оказаться фатальным для всего нашего существа. (Как, например,
одно дело, если мы, оставаясь в безопасности, представляем себе, что на нас наводят пистолет, и совершенно другое дело, если на нас действительно наводят пистолет.) Если экзистенциальных отношений с объектами нового мира нет, всякое проникновение превращается в иллюзию и самообман.
Поскольку экзистенциальные отношения необходимы, каждый миф и каждая действительность имеет свой "механизм" для того, чтобы сначала помочь, а потом и вынудить существ относиться к окружающему именно так. Естественно, имеет такой механизм и действительность, во власти которой мы находимся: между нами и каким-нибудь объектом действительности экзистенциальные отношения автоматически возникают в тот момент, когда мы начинаем воспринимать этот объект как "реальный". Установление экзистенциальных отношений и признание "реальным",
иначе говоря, для нас одно и то же. Но что же, далее, мы воспринимаем как "реальное"? То, разумеется, что признаем истинным. Поэтому можно сказать, что признание какого-то объекта истинным неявно включает в себя и установление между нами и этим объектом экзистенциальных отношений. Всё, что истинно, - "реально", всё "реальное" - настоящее и серьезное, не фантазия и сон.
Признавая какие-то новые истины и, возможно, отказываясь от каких-то старых, мы, обитатели современной действительности, считаем, что таким образом движемся вперед. Но куда, собственно, "вперед"? "Вперед", как мы думаем, к познанию объективного мира, к абсолютной истине, достижение которой - наша высшая цель. Именно на это движение "вперед", на отделение истины от лжи направлены сегодня наши главные внутренние усилия. Но каким образом, исходя из чего мы признаем что-то за истинное - каким образом углубляем наше
представление об объективном мире? Мы уже говорили об этом, но, поскольку это важно, повторим еще раз: мы признаем что-то за истинное исходя из того, что вокруг. Исходя из того, что известно, проверено и стократно подтверждено. Именно в том, что мы видим вокруг, мы находим очевидные и неоспоримые истины, которые с помощью принципа "как вверху, так и внизу; всё подобно всему" переносим сначала на то в нашем мире, что нам пока не понятно, а затем и на "метафизику" - на наш объективный мир. Но то, что вокруг, - действительность, и наше
представление об объективном мире поэтому происходит из нее. И если, углубляя это представление, мы опираемся на действительность же, то мы не движемся к абсолютной истине, которая находится где-то "за пределами нашего мира", мы движемся к тому, чтобы в конечном счете назвать абсолютной истиной действительность, которая вокруг.
Главные наши усилия, таким образом, направлены на то, чтобы под видом поиска истины придавать действительности всё больший и больший вес.
Хотим мы того или нет, но, здраво и пристально рассматривая окружающее, открывая законы и принципы того, что вокруг, - пытаясь познавать, мы работаем на действительность - против себя. И тем в большей степени, чем более искренне это делаем.
Теперь же мы должны изменить направление наших главных усилий. При абсолютной истине на самом верху это возможно, если мы знаем хотя бы разумно, что существование абсолютной истины вовсе не факт. И знаем к тому же, что вряд ли эта абсолютная истина такова, как нас заставляет думать окружающая действительность.
Следующее, что мы должны сделать, согласившись с догматом абсолютной истины, - взять другой миф. Радикально отличающийся от окружающей действительности, идущий вразрез всякому "здравому смыслу", но при этом - и здесь нам потребуется вся наша интуиция - завораживающий своей глубиной.
Затем, наша задача - переориентировать главные усилия на проникновение в экзистенциальное пространство этого мифа.
Каким бы неосуществимым это ни представлялось на первый взгляд, проникнуть в пространство кажущегося бредом и сном мифа все же возможно. Успех, однако, во многом зависит от того, удастся ли нам совершить следующие "неадекватные" дейстия: признать - или, как минимум, самым серьезным образом предположить, - что выбранный миф - абсолютная истина; что он и есть объективный мир.
Смысл этих действий таков: для проникновения в пространство мифа, для установления, другими словами, экзистенциальных отношений с его объектами мы обращаемся не к соответствующему механизму этого мифа, применить который было бы крайне затруднительно (поскольку, чтобы с помощью нового механизма начать создавать другую "реальность", мы должны были бы сначала освободиться от старой - от той, которая вокруг), а к механизму современной действительности, сила и эффективность коего в отношении нас несомненна. В самом деле, если мы
признаем новый миф за истину, экзистенциальные отношения со всеми его объектами установятся для нас автоматически, потому что в современной действительности признание чего-то истинным влечет за собой и установление с ним экзистенциальных отношений.
Признав, таким образом, новый миф за истину, мы окажемся вовлеченными в пространство этого мифа всем своим существом.
Конечно, это будет не совсем пространство этого мифа - то, где мы окажемся, будет скорее действительностью, полученной при его воплощении. Не нашей действительностью, но новой, другой. Потому что выбранный миф мы все равно рассматриваем как объективный мир, как ответ на метафизическую проблему. И в то же время эта новая действительность будет действительностью не вполне, поскольку разрешением метафизической проблемы мы признаем, в сущности, не ее метафизическую концепцию, а концепцию абсолютной истины, привнесенную нами извне - из
той действительности, в которой мы находимся сейчас. Здесь возникает некое смещение, путаница, на которую мы как раз и делаем ставку, полагая, что при наличии в нас воли к столкновению с метафизической проблемой эта новая "не вполне действительность" может быть превращена в предшествовавший ей миф. Мы рассчитываем, что оказавшись в этой "не вполне действительности", которая слишком нова для того, чтобы успеть обрести достаточную мощь и превратиться в непреодолимый барьер между нами и метафизической проблемой, мы сможем ощутить
близость других бездн и сможем начать двигаться в направлении этих бездн, в результате чего абсолютная истина как таковая станет для нас не важна. Не важна потому, что первое же экзистенциальное столкновение с метафизикой выводит нас за пределы действительности. И там, за этими пределами не абсолютная истина, оставшаяся позади, но то, что в силах помочь противостоять открывшимся безднам - новый миф, станет жизненно важным для нас.
Конечно, совершить "неадекватные" действия - поверить в какую-то эфемерную фантазию, не так то легко. И не только из-за того, что мы "недостаточно владеем собой". Тому есть и "объективные" причины: подобная вера - реальный шаг к превращению окружающей действительности в миф, действительность же на то и действительность, чтобы, используя всю свою мощь, такому превращению противостоять. Но нет ничего, во что при соответствующих обстоятельствах - будь то "неопровержимые доказательства", особая атмосфера, страхи,
надежды или что-либо еще - не поверил бы человек...
Перспективы современной действительности
Мощь действительности всегда вторична и зависит от мощи мифа, из которого она произошла и которому противостоит. Только постоянно ощущая близость мифа и испытывая неосознанный ужас, низшие существа, побуждаемые этим ужасом, способны поддерживать и даже приумножать мощь действительности. Но это возможно лишь когда окружающий мир "гармоничен": когда в нем присутствуют и действительность, и миф. В том только случае, другими словами, когда власть находится в руках высших существ.
Сегодня, однако, картина иная: мифа, которому вынуждена была бы противостоять действительность, давно уже нет, и потому - из-за отсутствия жизненной необходимости поддерживать себя на должном уровне - мощь ее убывает.
Всякая действительность сохраняет и даже наращивает свою мощь в основном за счет поглощения мощи, приходящей извне, - за счет ассимиляции, подмены смыслов и вульгаризации ориентирующих на метафизику и вследствие этого обладающих подлинной внутренней силой объектов. Но где вы сегодня найдете такие объекты? Чтобы хоть как-то поддерживать себя, современная действительность со всей серьезностью занимается обсуждением и вульгаризацией все более мелких, пустых и ничтожных идей, при этом используя весь арсенал предназначенных для
подмены средств. Но от такого применения вульгаризируются сами эти средства: строгая логика кажется излишней и упрощается, приемы убеждения кажутся чрезмерными и становятся примитивнее, эмоциональное воздействие кажется слишком изощренным и низводится до простых инстинктов. Теряется способность ассимилировать могущественное и глубокое. И если таковое все же появляется, сегодня его уже предпочитают обходить стороной, ограничиваясь простым неприятием и замалчиванием.
Вся сила и власть, которыми пока еще располагает действительность, - сила и власть количества: диктат единого (при кажущемся разнообразии) мнения большинства, включенность всех и вся в единый, набирающий темп инерционный поток, растущим количеством пустых калейдоскопических впечатлений подменяющий катастрофичное уменьшение их глубины.
Однако вместе с падением экзистенциального и "интеллектуального" уровня действительности убывают и эти сила и власть, поскольку потенциальный уровень не только высших, но и все большего числа низших существ оказывается выше "уровня большинства", пробуждая у этих существ "инстинкт бунта" и превращая их в скрытых оппозиционеров действительности. Логичное следствие этого - смуты, цель коих - трансформировать действительность в иную, "жизнестойкую" форму. Но все устремления тщетны: без нового мифа любые смуты
ведут лишь к дальнейшему падению уровня.
Смутные или "стабильные" впереди времена, падение уровня действительности неминуемо будет продолжаться. Однако процесс сей имеет предел: рано или поздно достигнута будет "нулевая отметка", за которой - полное исчезновение в обитателях действительности, вместе с ней теряющих силу и власть, всякой возможности столкновения с метафизической проблемой. Надо, конечно, иметь в виду и такую перспективу, хотя и представить себе ничего подобного решительно невозможно, поскольку это означает трансмутацию в совершенно иных,
непричастных к метафизике существ. Нет необходимости говорить, что, произойди такая трансмутация, само понятие действительности утратит всякий смысл.
Если же действительность не преодолеет "нулевой отметки" и, вместе с увлеченными за эту отметку своими адептами, не изживет сама себя, дальнейшая ее перспектива только одна: мощь ее столь ослабнет, что центром притяжения станет иной, идущий вразрез всем принятым нормам и смыслам миф, который, получив все шансы на победу, положит конец господству низших существ.
Современная действительность, таким образом, обречена.
1985